Граница льдов [= Ледовый барьер ] - Дуглас Престон

Брамбелл снова просмотрел обе папки, старую и новую. Содержимое старой папки было странным. Удивляло, откуда Глинн получил всю эту информацию. Сомнительно, что это были данные психиатрических или медицинских обследований. Многие отчеты были подписаны именами без указания принадлежности к врачебному званию. Некоторые вообще не были подписаны. Каков бы ни был источник, он имел очень сильный душок.

Брамбелл наконец посмотрел на Глинна и захлопнул папку.

— Я просмотрю это, да и к нему самому буду присматриваться. Я не уверен, что мое мнение относительно происшедшего совпадет с вашим.

Глинн встал, чтобы уйти. Его серые глаза остались непроницаемы, как графит. Брамбелла это подсознательно раздражало.

— А гренландский метеорит? — спросил доктор. — Он оказался из межзвездного пространства?

— Нет, конечно. Это обыкновенный камень из астероидного пояса. Макферлейн ошибался.

— А жена? — спросил Брамбелл через мгновение.

— Чья жена?

— Жена Макферлейна. Малу Масангкей.

— Она от него ушла. Вернулась на Филиппины и снова вышла замуж.

Глинн ушел. Звук его осторожной поступи затихал в коридоре. Прислушиваясь к удаляющимся шагам, врач задумался. Затем ему на память пришла строчка из Конрада. Он произнес ее вслух:

— «Ни один человек не осознает, на какие хитрые уловки он пускается, чтобы избежать зловещего призрака самопознания».

С чувством возвращающегося удовлетворения он отодвинул в сторону папки и пошел обратно в свою каюту. Располагающий к лени экваториальный климат, а также что-то связанное с самим Глинном заставило доктора подумать о Моэме, точнее, о его коротких рассказах. Он пробежался пальцами по толстым корешкам книг. Каждая при прикосновении рождала мир воспоминаний и эмоций. Нашел ту, что искал, уселся в большое вращающееся кресло и с трепетной радостью открыл обложку.

«Ролвааг»

11 июля, 7 часов 55 минут

Макферлейн вышел на паркетную палубу и с интересом огляделся вокруг. Он впервые оказался на мостике, и, без сомнения, это было самое впечатляющее место на «Ролвааге». По ширине мостик был таким, как сам корабль. С трех сторон помещения доминировали огромные квадратные иллюминаторы, отклоненные наружу снизу вверх и снабженные стеклоочистителями. Двери с обеих сторон вели на крылья мостика. Сзади было еще две двери. На одной буквами из меди было обозначено: «штурманская рубка», на другой — «радиорубка». Под передними иллюминаторами всю ширину мостика занимало оборудование: пульты, ряды телефонов, управление контрольными постами по всему судну. За стеклами на штормовые пустыни океана налетел предрассветный шквал. Единственным освещением было свечение экранов и панелей приборов. Ряд окон поменьше позволял посмотреть назад, между трубами. За кормой судна пенилась белая двойная линия кильватерной струи, исчезающая у горизонта.

В центре помещения находился пульт оперативной системы управления. Рядом с ним Макферлейн увидел капитана — неясно различимую в почти полной темноте фигуру. Она говорила в телефонную трубку, иногда наклонялась, шепотом давала указания рулевому, стоявшему рядом с ней. Его глаза освещал холодный зеленый свет, исходивший от экрана радара.

Макферлейн присоединился к молчаливому бдению. Шквал начал стихать, у горизонта забрезжил серый рассвет. Далекий полубак пересекла одинокая фигура палубного матроса, занятого своими делами. Над волнами кремового цвета, расходящимися от носа судна, с криком летали несколько упорных чаек. Это потрясающе контрастировало со знойными тропиками, которые они пересекли меньше чем неделю назад.

После того как «Ролвааг» в удушливую жару и сильный ливень пересек экватор, на судне распространилась апатия. Макферлейн тоже ее чувствовал: он зевал во время игры в шаффлборд,[7]бездельничал в каюте, глядя на стены, обшитые калифорнийским орехом. Но по мере продвижения на юг воздух свежел, океанские волны стали длинней и тяжелей, и перламутр тропического неба сменился яркой лазурью, запятнанной облаками. Когда стало прохладнее, Макферлейн ощутил, что общая вялость сменилась нарастающим возбуждением.

Дверь на мостик открылась, и появились две фигуры: третий помощник капитана, заступающий на утреннюю вахту с восьми до двенадцати, и Эли Глинн. Глинн молча встал рядом с Макферлейном.

— Как дела? — спросил Макферлейн едва слышно.

Прежде чем Глинн успел ответить, сзади послышался легкий щелчок. Макферлейн оглянулся и увидел, что из радиорубки вышел Виктор Хоуэлл, ожидающий смены вахты.

Третий помощник подошел и прошептал что-то капитану на ухо. Капитан взглянула на Глинна.

— Держи справа по носу, — сказала она, кивнув на горизонт, который казался лезвием ножа на фоне неба.

По мере того как светало, стало виднее движение по воде горбов и впадин. Рассветные лучи пробились сквозь толщу облаков справа по ходу судна. Отойдя от рулевого, капитан подошла к иллюминатору, и стояла, сцепив руки за спиной. В этот момент верхушки облаков осветились пучком света. А потом внезапно весь горизонт на западе озарился словно взрывом. Макферлейн прищурился, пытаясь сообразить, на что он смотрит. Затем понял, что это сверкают в рассветных лучах снежные вершины горной гряды, покрытой ледниками. Капитан повернулась к стоявшим сзади и сухо сказала:

— Впереди земля. Горы Огненной Земли. Через несколько часов мы пройдем проливом Ле-Мейр в Тихий океан.

Она подала Макферлейну бинокль. Макферлейн посмотрел на гряду далеких и неприступных гор, похожих на бастионы забытого континента, с вершинами, набросившими длинные снежные покрывала.

Глинн расправил плечи, отвернулся от иллюминатора и посмотрел на Виктора Хоуэлла. Первый помощник подошел к технику на дальнем конце мостика, тот сразу встал и исчез за дверью, ведущей в правое крыло мостика. Хоуэлл подошел к командному пульту и сказал третьему помощнику:

— Иди выпей кофе, я подменю тебя минут на пятнадцать.

Младший офицер перевел взгляд с Хоуэлла на капитана, удивленный нарушением процедуры.

— Вы хотите, чтобы я внес это в вахтенный журнал, мэм? — спросил он.

Бриттон покачала головой.

— Нет необходимости. Просто возвращайся через четверть часа.

Когда парень ушел с мостика, капитан повернулась к Хоуэллу:

— Бэнкс связался с Нью-Йорком?

Первый помощник кивнул.

— Мы на связи. Мистер Ллойд ждет.

— Очень хорошо. Соединяйте.

Макферлейн подавил вздох, подумав: «Неужели недостаточно одного раза в день?» Он уже начинал бояться ежедневных полуденных переговоров с музеем Ллойда. Само собой, Ллойд всегда говорил что-то несущественное, хотел знать, сколько морских миль прошло судно, всех обстоятельно расспрашивал, разрабатывая схемы и подвергая сомнениям каждый план. Макферлейн удивлялся терпению Глинна.